Жизнь на берегу делится на две самостоятельные части: дневная (с солнцем и
волейболом) и ночная (с песнями и Королевским заплывом, но без волейбола).Под покровом ночи творятся разные чудеса.
Можно, конечно, просидеть целую ночь у костра, слушая бесконечные песни местных сладкоголосых соловьев с гитарами.
Можно также шарашиться от костра к костру попивая чаек из разных котелков и чувственно и с надрывом подвывая тамошним акынам.
Можно всю ночь вести задушевные беседы, обложившись приятными девушками. Или, на худой конец, просто разговаривать с умными людьми. Такие здесь тоже встречаются.
Можно сидеть на берегу и меланхолично рассматривать остров Любви, размышляя о том, где же к нему находится брод и глубоко ли сейчас на нем. Но это когда уже совсем делать нечего.
А если оптимизму еще в глазах не поубавилось, то можно вместе со всеми, например, отправиться на Королевский Заплыв.
А можно никуда не отправляться вместе со всеми, а пока все заплывают себе, цинично сожрать ихнюю сгущенку прямо вместе с солененькой закусью к самогону.
Считается хорошим тоном встретить рассвет одному или с компанией друзей с помятыми или опухшими от чая мордами, романтически горящими глазами и напрочь отсиженными о бревна задницами.
И в порыве могучего чувства воскликнуть во всю мощь молодецких легких, едва заслышав трепетную трель сонного еще зяблика: "Здравствуй, утро!"
И потом долго еще наслаждаться эхом, с переливами на все лады в тишине повторяющим: "...мать! ...мать!"
Но это уже утро грядущего дня и об этом - где-нибудь в другом месте.
Хорошо также сидеть вокруг костерка просто так, лупиться на гаснущий огонь, кутаясь в три одеяла и промасленную фуфайку, вдыхая едкий дымок от просмоленных поленьев, и предаваться неземному блаженству от навалившейся неги и тишины.
И когда огонек станет уже совсем маленьким и слабым, точно пересыхающий ручеек в палящей бешеными лучами солнца пустыне Намиб, услышать чей-то сочный басок: "А что, ни одна сволочь так и не удосужится подкинуть дровишек в гаснущий костерок?"
И, представьте себе, такая сволочь обязательно найдется.
Она тут же примется старательно стучать топором, мерзко визжать ножовкой и к тому же смачно пыхтеть, топая слоновыми ножищами по земле, грубо и беспардонно попирая гармонию Вселенной и ее ближайших окрестностей.
Зато после этого станет гораздо теплее.
Что эту сволочь хоть как-то оправдывает перед лицом Галактического Мироздания.
А когда под утро снова захочется - и снова почему-то безумно - жрать, можно поинтересоваться как бы между прочим и как бы в никуда:
- Ну что, Ленча, не отведать ли нам твоих козырных печенюшек?
На что Ленча ответит с горестным вздохом:
- Да сожрали уже все печенюшки